Борис Викторович Уваров.

.....В небольшом городишке Шенкурск, что на речке Ваге - притоке Северной Двины, живёт моя дальняя родственница Римма Михайловна Устинова (Бессонова). По профессии Римма  медицинский работник, а для души (скорее всего, как и я - от скуки) пишет разные рассказы и заметки в местной прессе, а теперь и в интернете. В частности, она написала небольшую повесть о своих родственниках под названием "Свои". Для начала надо эту повесть прочитать, для чего достаточно нажать левой кнопкой на эту ссылку:

                                                 /Svoi.pdf

.....Ну, а теперь, для тех, кому это показалось интересным, я приведу некоторые дополнения и уточнения  к повести Риммы. 

.....Наш предок, житель деревни Заречье (Дудоровская) - составная часть Усолья - Илья Уваров имел двух сыновей и трёх дочерей. Кстати, хотя Усолье и небольшая деревня, она делилась на несколько частей со своими названиями, некоторые из них ещё и изменялись с течением времени. Дед Риммы Данила был, по-видимому, младшим сыном Ильи. В деревне обычно старший сын после женитьбы строил новый дом и отделялся от семьи родителей. Также поступали и следующие сыновья, если они были, а родительский дом в конце концов доставался младшему из сыновей. Так что Данила перевёз в Усть-Морж скорее всего старый дом родителей, а старший сын Андрей построил новый. Римма пишет, что Данила перевёз и свою мать Татьяну, а Ильи к тому времени, видимо, уже не было в живых. Все три дочери были выданы замуж в разные деревни и, таким образом, тоже покинули Усолье. В родной деревне остался только старший сын Андрей Ильич Уваров.

.....Римма указывает, что Данила был высоким, черноволосым и обладал большой физической силой. Это видно и по фотографии. К сожалению, я совсем ничего не знаю, каким был мой прадед Андрей, нет и фотографии. Я даже не знаю дат его рождения и смерти. Помню только, как моя бабка Ксения говорила, что Андрей Ильич был строгим, всегда носил на поясе связку ключей - видимо от церкви и от магазеи. Римма вспоминает, что в Усть-Морже была пожня, расчищенная от леса Данилой, которая и по сю пору называется Данилова чищенина. Точно также и в Усолье была пожня Андрея Ильича, которую все называли Ильичёва чищенина. Отсюда надо полагать, что в деревне Андрея почтительно называли по отчеству - Ильич. По границе Ильичёвой чищенины проходил осек - изгородь, отделявшая покосы от леса. Поскольку в этом месте был удобный спуск к реке на заливной луг, то в осеке был проезд - заворы по усольскому. Мой старший брат Клавдий до сих пор те места называет "У Ильичёвых завор", хотя давно уже нет осека, никто там не ездит на луга, да и сама чищенина уже почти вся заросла лесом. Когда брат идёт в лес по грибы, у него всегда один и тот же маршрут: из Хетово до ручья Глубокий, затем до Васькиной рады (небольшое болото, богатое морошкой и клюквой), а оттуда до Ильичёвых завор. В этих местах можно насобирать грибов всех видов, в частности, в благоприятный год там бывает обилие груздей. Брат не в шутку намеревался восстановить Ильичёвы заворы в виде памятника нашему прадеду, но, кажется, так и не собрался. Помню также и Ильичёву навину (если чищенина - покос, то навина - пашня). Она располагалась на правом берегу Усолки против устья Шидровки, и потому место назвалось Шидровчи. Хотя навина уже не пахалась, но мать моя всегда косила там сено - в некоторой степени старые владения ещё негласно соблюдались. На навине были ещё жерди (ими огораживали пашню от скота), на которых были вырублены клейма и бабушка говорила, что это клеймо Андрея Ильича.

.....Неизвестна причина, заставившая Данилу решиться на такой странный поступок, как сплав по речке старого дома в Усть-Морж. Конечно, эта деревня на берегу большой реки, где возможен рыбный промысел, да и уже ходили пароходы. Кроме того считалось что Усть-Морж "на большой дороге", где более доступна связь с соседними деревнями и большим селом Моржегоры.  Это ведь та самая дорога, которая связывала Архангельск с Москвой. Именно по ней когда-то и шёл Ломоносов, мечтавший учиться в Москве. На самом-то деле это обычная просёлочная дорога и проехать по ней до Архангельска или до Вологды можно было только зимой, летом во многих местах она была непроезжая. Впрочем, во времена, когда ещё не было пароходов, возможно, что большой дороге уделяли больше внимания. В отношении пашни и покосов, Усть-Морж явно уступал Усолью, поскольку не имел заливного луга. Скорее всего и появилась эта деревня после Усолья, возникшего благодаря соляному источнику. Кроме того, как утверждает Римма, в Усть-Морж ещё до Данилы переехал брат Ильи - Андрей. Я помню дочь этого Андрея Зину, вместе с моей матерью бывал у неё дома. Зина была довольно некрасива, имела низкий и очень громкий голос. Возможно, что я бывал и в доме Данилы, о котором подробно пишет Римма. Однако я этого не могу вспомнить, не помню также и никого из потомков Данилы, включая саму Римму. Почему-то я не знаю даже места в Усолье, где раньше стоял дом Ильи, перевезённый в Усть-Морж. Обычно о старой усадьбе в деревне помнят долго, как правило, старый огород сохранялся за потомками. 

.....Странно, что Римма подробно пишет о дочерях Ильи, но даже не разу не упомянула старшего брата Андрея, как будто его и не было вовсе. А между тем в Усолье Андрей Ильич пользовался авторитетом и был церковным старостой. Поражает очень большая разница в датах смерти братьев - по-видимому, ещё в начале века умер Андрей и только в 1943 году Данила. Должно быть у них была большая разница в возрасте. Я думаю будет справедливо дополнить повесть Риммы некоторыми сведениями о семье Андрея Ильича.

.....Андрей имел двух сыновей Александра и Фёдора и дочь Наталью. У Александра был единственный сын Виктор - мой отец. Александр ещё только достраивал свой дом, когда родился сын. Лес для строительства у нас обычно заготовляли в верховьях Усолки и сплавляли во время половодья. Дед мой Александр простудился во время этого сплава - плот сел на мель и для того, чтобы столкнуть его дед сгоряча спустился в ледяную воду. В результате он заболел и умер в 1910 году, когда моему отцу было всего 3 года. Тогда Александру было по-видимому около 35 лет. Фотографии нет и я не знаю, как он выглядел. От бабушки слыхал, что во время болезни дед потерял голос и говорил с трудом. Ещё она упоминала, что Александр был вспыльчив и имел не простой характер. Помню, что она показывала на кладбище место, где был похоронен дед. Старый крест уже пропал, а поставить новый было некому - отца моего уже не было в живых. Рядом была могила моего брата Володи, утонувшего в Усолке в четырёхлетнем возрасте. Теперь уже этого места не найти. В каком месте был похоронен прадед Андрей я вообще не слыхал ни разу - в деревне как-то быстро забывали своих умерших предков.

.....Жена Александра - моя бабка Ксения Михайловна - имела девичью фамилию Бочнева и была родом из деревни Гора. У ней было два брата: Корнило (так она его называла) и Фёдор. Корнило ещё в молодости утонул во время рыбалки на реке, а дочь Фёдора Анну (известную, как Анна Рыжая) я помню. Со своим мужем Иваном они всегда приходили к нам в гости на праздник Девятая Пятница. Соответственно, наши ходили в Гору на престольный праздник Петровдень. Хорошо помню мать Анны, которая славилась умением массажа (тогда говорили - умела парить). Даже и мне самому эта лекариха как-то однажды растирала живот, когда он у меня от чего-то заболел. У Анны было несколько детей и теперь её потомки живут в разных местах.

.....Бабушка Ксения (мы её всегда называли баба, тогда, как бабку по матери называли бабушкой) страдала глухотой и надо было говорить очень громко при беседе с ней. Утверждала, что глухота появилась вследствие удара по голове копытом буйного жеребца; в хозяйстве у Андрея Ильича всегда было две - три лошади. Ксения имела сильный характер и могла напрямую высказать правду-матку, невзирая на лица. Говорила, что в молодости водила дружбу с попами и дьячками, видимо приобщилась к этому обществу через Андрея Ильича. Отличалась она также необыкновенной добротой и хлебосольством, умела выпекать очень вкусные шаньги и моя мать вспоминала, что даже молодёжь из Усть-Моржа частенько компанией ходила к ней в гости "поесть вкусных шанег". Не исключено, что бывала у ней и мать Риммы с сёстрами, даже скорее всего так и было. Ксения рано овдовела, мужчин в доме не было и она сама научилась выполнять всякую мужскую работу. Например, она классно строила изгородь (огородь по нашему), могла починить обувь, наточить косу, пилу или топор, ловила рыбу сеткой, сама резала телят и овец, катала (валяла) валенки - эта профессия у Уваровых была потомственной. Бабушка никогда ничем не болела, часто ходила без платка, даже и зимой, вспоминала, что в молодости всегда купалась в крещенской проруби.

.....  Фёдор был женат на дочери хозяйственного и уважаемого в деревне Прохора Елсукова Ульяне, но потом они по какой-то причине развелись и Фёдор уехал в Москву. Я не знаю, как ему удалось получить образование, но в последствии он занимал довольно высокую должность в каком-то министерстве. От Ульяны у Фёдора был сын Александр, погиб на фронте. Не знаю, были ли дети в Москве, может быть и теперь там живут какие-то потомки Уваровых.

.....Построенный Андреем Ильичём дом перешёл по наследству младшему сыну Фёдору, а когда тот уехал из деревни, то в доме осталась в одиночестве жена Андрея Евдокия. Я не знаю точно, но кажется, что Евдокия была второй женой Андрея. В деревне называли её бабка Дунька. Впоследствии Фёдор увёз её в Москву, там она и умерла. Старый дом мой отец отдал колхозу, а на месте усадьбы был наш огород, мы всегда называли его "огородом у бабки Дуньки", там всегда выращивали картошку. Кстати, усадьба эта располагалась в непосредственной близости к соляному источнику и если поставить мысленно себя на место человека, впервые открывшего источник, то неизбежно придёшь к выводу, что этот человек должен был устраивать своё жильё именно на этой площадке, как будто специально для этого созданной. Напрашивается предположение: не наши ли предки были первыми жителями Усолья. Можно ещё предположить, что и сама фамилия Уваровы связана с профессией варки соли. Впрочем, предполагать можно что угодно; истина скрыта от нас.

.....Дочь Наталья Андреевна была замужем за Петром Елсуковым (почему-то в деревне его называли Петрушей). У них была большая и зажиточная семья. Кажется именно Петруша был последним владельцем усольской солеварни. Младший сын Натальи Михаил получил образование и был профессором сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Старший Григорий также имел какую-то хорошую должность в Москве. Помню, что у него была дочь со странным именем Фрида, немного моложе меня (не совсем уверен - может быть Фрида была дочерью Александры). От этой Фриды я впервые услышал песенку "В лесу родилась ёлочка". У ней было плохо с произношением и получалось что-то вроде "сисиська зайка серенький под ёлоськой скакал". Кроме того, у ней были очень кривые ноги и наша бабка (не имела привычки деликатничать) говорила, что "у Фрижки ножки, как кичижки" (кичига - инструмент для обмолота зерна). В Москву же уехала и одна из дочерей Натальи - Александра. Вторая дочь Анна была замужем за сыном нашего соседа Павла Андреевича Рудного Александром, жили они в Архангельске. У них было трое детей: сын Борис, дочь Роза и мальчик, которого я плохо помню, поскольку он был намного младше меня - родился с большим перерывом от первых детей, уже после войны. Борис закончил АЛТИ по строительной специальности и был в Архангельске известным специалистом. В детстве они обычно приезжали в деревню на всё лето и я прекрасно их помню. Борис любил держаться несколько особняком, изображая интеллигентного мальчика. Запомнилось, что когда он стал постарше, любил делать трости, обжигая их на костре и вырезая по чёрной поверхности затейливый орнамент.  У меня долго хранилась одна такая трость и я даже пытался сам сделать по образцу. Роза была ярко рыжей, дебелой, с густыми веснушками на лице. Была активной и участвовала во всех наших играх. Больше мне о них нечего добавить, кроме того только, что может быть они живы и теперь.

.....Я хорошо помню и Петрушу и Наталью, когда они жили уже вдвоём. О потомках Фёдора и Натальи больше, пожалуй, я ничего не знаю, а потому дальше буду повествовать в основном только о нашей семье - потомках Александра Андреевича.

......Дом наш стоял не достроенный (жили только в части дома) до тех пор, пока не закончил строительство уже мой отец.

Здесь мой отец слева.

.....Виктор женился на дочери соседей Рудных Николая и Мавры - Фёкле. В нашей семье было пятеро детей: Клавдий, Лиза, Лида, Владимир и я - младший сын Борис. Володя утонул в речке четырёх лет. Клавдий после семилетки поступил в ФЗО в Соломбале. Лиза вышла замуж за соломбальца, работала в банке. Лида закончила Архангельский медицинский институт, была направлена на работу в Орловскую область, там вышла замуж, жила потом в Крыму, в Воркуте, на старости вернулась в Архангельск. Я окончил АЛТИ и всю жизнь проработал в этом институте.

.....После окончания ФЗО Клавдий работал на Соломбальской судоверфи, где строились малые деревянные суда. Был призван в армию и три года служил в Германии в Петсамо под Берлином. Вспоминает свою службу, как лучший период своей жизни. Тогда ещё в армии были офицеры - участники ВОВ, армия была любимой народом и прославленной в недавних боях. В последствии брат жалел, что не остался в армии на сверхсрочной службе, ему предлагали продолжить учёбу по военной части. После демобилизации брат ко всеобщему удивлению не поехал в город, а вернулся в деревню. Основной причиной, должно быть, была детская любовь к своей однокласснице Симе Поповой, на которой он вскоре и женился. У них трое детей, которые живут в Березнике и в Хетово. Работал брат в леспромхозе столяром; к этой профессии он приучился ещё в детстве от нашего отца, отличного столяра. Кстати, даже и я умею и люблю столярить, хотя профессионально этим никогда не занимался. После смерти бабушки Ксеньи брат перевёз наш дом в Хетово, в котором и поныне живёт на пенсии. Его Сима давно умерла. У Клавдия много внуков, но все уехали в город и он их практически никогда не видит, их как бы и нет вовсе. Про сестёр и про меня самого, пожалуй, нечего написать - обычная современная жизнь. Кстати, с возрастом мне начинает казаться, что жизнь в деревне более содержательна, размеренна и наполнена смыслом по сравнению с городской суетой, довольно пустой и глупой. 

.....Отец мой был, как говорится, первым парнем на деревне: играл на гармошке, хорошо пел, был очень общительным и покладистым, в праздники любил погулять и выпить. Был он также хорошим столяром и плотником, принимал активное участие во всех делах деревни: работал счетоводом в колхозе, организовывал торговлю сельпо, был организатором строительства колхозной конюшни, отличного коровника, школы. Кстати, Римма пишет, что школа располагалась в церкви, расположенной в Кривце и приспособленной под школу. На самом деле старая церковь была в деревне Горка (Танковская), там же построили новую церковь, а сруб старой перевезли в Кривец и перестроили под школу. Отец принимал непосредственное участие в строительстве, сам делал рамы и мебель для школы, штукатурку потолка и стен. В Кривце школа располагалась для того, чтобы ближе было ходить в неё  детям из Усть-Моржа. Мы с Риммой почти ровесники и одновременно учились в этой школе, видимо я в первом классе, а она во втором или четвёртом. Ей до школы надо было бежать три километра, а мне - два. Чтобы добраться из Заречья до школы, надо было перейти две речки: Усолку и Шидровку. В весеннее половодье это было не просто; иногда приходилось переходить по залому - нагромождению сплавляемого леса, что в общем-то было не безопасно. В пик половодья в школу и совсем невозможно было попасть без лодки. Некоторые дети даже оставались в Кривце на ночь, если была какая-то родня.

.....У отца было много планов на будущее, он вообще был предприимчивым человеком и всё, за что брался, доводил до конца, но началась война и Виктор погиб в 41 году где-то под Ленинградом. Никакой похоронки не было и мать ещё и после войны всё надеялась, что отец вернётся. Воспитывала она нас так, что отец был для нас и примером и идеалом. Я помню, что и в Усолье и в соседних деревнях были люди, которые вспоминали отца добрым словом и в разговоре со мной обычно говорили о нём только хорошее.

     Как и Римма, семилетку я заканчивал в Морже и мы с ней в одно время жили в интернате, о котором она пишет в своей повести. Помню я и её бабку Татьяну, которая убирала в наших комнатах и топила печи. Но до сих пор я и не предполагал, что эта высокая и всегда аккуратно одетая старуха доводилась мне роднёй и имела ту же фамилию, что и я. С нами - жильцами интерната - она никак не общалась, об этом Римма пишет подробно. Собственно говоря, и о том, что сама Римма - правнучка моего пра-прадеда Ильи я ничего не знал. Хотя смутно помню, что была в школе какая-то Римка Бессонова, но как она выглядела я совсем забыл.

.....Наше житьё в интернате было, мягко говоря, трудным; нам была обеспечена только крыша над головой, да постели с тюфяками, которые мы сами набивали соломой, специально для этого привезённой из колхоза. Питались мы только тем, что приносили из дома в своих котомках. Мою котомку сшила мать из холщового мешка, покрасив его синими чернилами, отчего во время дождя на моей одежде появлялись синие пятна. Иногда нам нехватало сил прожить всю неделю от понедельника до субботы и тогда мы в среду бегали домой за 10 километров. Поутру надо было встать так рано, чтобы успеть добежать до начала занятий в 9 часов. Прожив один год, я заявил, что больше в интернат не пойду и мать устроила меня к тётке Матрёне - то ли дальней родне, то ли просто знакомой. Матрёна жила одна в очень низеньком домике в деревне Вакорина, в комнате потолок можно было свободно достать рукой. Моей обязанностью было после школы напилить дров для печки и сходить за водой на колодец; вода из него доставалась с помощью "журавля". Колодец этот был необыкновенно глубоким и в нём была вода кристальной чистоты, очень вкусная и холодная.

.....Римма пишет, что во время нашего детства в Морже была церковь впоследствии сгоревшая по вине подростков. На самом деле церкви было две: летняя и зимняя. Были они почти одинаковые - шатрового типа, обшитые жёлтой вагонкой. Купола были покрыты не лемехом, как обычно для нашего края, а листовым железом чёрного цвета. Один купол был проломлен сбоку, должно быть в тридцатые годы церкви хотели сломать, но по какой-то причине отступились. В этом проломе гнездилось огромное количество галок. Церкви были очень старые и представляли ценность, как памятники зодчества. Об этом сообщала, в частности, табличка у входа. Между прочим, наша белая усольская церковь мне нравилась больше, поскольку она была ещё совсем новой. Об особой ценности старых построек я тогда вообще не имел понятия. Обе церкви стояли очень близко друг к другу и когда загорелась одна, вторая не имела шансов уцелеть.

.....Моя мать Фёкла Николаевна (Рудная) была совсем неграмотной, то-есть не умела писать, а прочитать могла два-три слова по слогам. Она была первым ребёнком в семье и отец её Николай Андреевич уже с семи лет стал брать с собой в лес в качестве помощника - пилить, обрубать сучки, готовить еду. Когда пришло время, отец выдал без её согласия замуж за парня из Моржа Тюкачева, не помню имени. Но тут Фёкла проявила характер и на следующий день после свадьбы сбежала. Я не знаю всех деталей этой истории, но вскоре мой отец женился на ней и, похоже, никогда об этом не пожалел. Кстати, этот Тюкачев пришёл с фронта живым, правда без руки. В Моржегорской семилетке я учился в одном классе с его сыном Валькой Тюкачевым. Для меня осталось неизвестным, знал ли Валька о женитьбе его отца на моей матери - мы об этом никогда не говорили, хотя отношения у нас с Валькой были вполне хорошими, можно даже сказать дружескими.

.....В 41 году мать осталась одна с четырьмя детьми и старой бабкой. В колхозе она вместе с группой таких же вдов составляла костяк рабочей силы, то-есть работала на самых тяжёлых работах: пахать, косить, зимой возить сено, пробиваясь к зародам (стогам) через глубочайший снег. Кроме того, каждую зиму их отправляли на лесозаготовки - стране был нужен лес. Одно время её - не грамотную - даже ставили бригадиром и я помню, как под её диктовку заполнял ведомости учёта трудодней колхозников. Позже, когда у ней стало сдавать здоровье, она занималась выращиванием овощей - капуста, морковь, лук. Она проявила большие способности в этом деле и даже участвовала в выставках, имела награды.

.....Мама имела сильный характер и была способна постоять за себя. Приведу один пример. Однажды она пахала отдалённое поле и после работы оставила плуг на пашне, полагая, что на следующий день снова будет работать тут же. Бригадиром тогда был Пронька Попов - отец Симы - будущей жены Клавдия. Этот Пронька на следующий день накинулся с руганью: зачем оставила плуг, пахать надо в другом месте и теперь за плугом надо специально гнать лошадь. Тогда Фёкла "с горяча" пошла на это поле и принесла плуг на плече. Трудно даже представить, как это возможно - тяжёлый железный плуг сможет поднять далеко не каждый мужик. Вообще, я всегда поражался её выносливости, должно быть только она и помогла нам всем выжить в те тяжёлые послевоенные годы. Теперь мне даже трудно понять, как у ней хватило сил, как говориться, поднять нас на ноги. У всех нас жизнь сложилась вполне благополучно, а двое из нас смогли получить высшее образование. Теперь горько сознавать что мы, как это часто бывает, в старости не уделили ей достаточно внимания и ласки. Жила она в семье Клавдия, отношения с невесткой Симой "оставляли желать лучшего", она часто жаловалась, в общем, старость её тоже, как и всю предыдущую жизнь, не назовёшь легкой и приятной. Со временем она как-то постепенно попала в полную зависимость от невестки и от Клавдия, сделалась боязливой и безвольной. Приходится только удивляться, куда делись её былые независимость и твёрдость. Умерла она в возрасте 87 лет, похоронена на Моржегорском кладбище.

.....В заключение приведу ещё один пример, некоторым образом характеризующий отношения между моими родителями. Когда отца мобилизовали, мама провожала его до Березника. Она была буквально в полуобморочном состоянии, беспрестанно плакала (у нас вместо слова плакать всегда говорили реветь), отец не мог её успокоить. Для посадки на пароход они шли по песчаному берегу реки. Впоследствии Клавдий мне рассказал "по секрету", что после того, как пароход ушёл, мать собрала песок со следов отца и хранит до сих пор. Откровенно говоря, я не поверил; посчитал, что брат это придумал, или ему кто-то рассказал подобную небылицу. Например, моя сестра Лида была мастерица выдумывать всякие истории. Каково же было моё удивление, когда после смерти мамы мы нашли в её сундучке шесть бумажных пакетиков с речным песком...

.....Здесь можно посмотреть родословную Уваровых:

/uvarovy.pdf

.....Родословную я получил после того, что написал выше. Из этой родословной следует, что Данила Ильич Уваров не мог быть братом Андрея Ильича Уварова. Данила родился в 1890 году, а отец Андрея Илья - в 1798. Значит, был ещё какой-то Илья Уваров - отец Данилы. Были ли родственные отношения между этими семьями по архивной справке установить невозможно.